casino siteleri
quixproc.com deneme bonusu veren siteler
porno
betticket
deneme bonusu veren siteler
deneme bonusu veren siteler
royalbeto.com betwildw.com aalobet.com trendbet giriş megaparibet.com
en iyi casino siteleri
deneme bonusu veren siteler
deneme bonusu veren siteler casino siteleri
casibom
deneme bonusu veren siteler
deneme bonusu veren siteler
beylikduzu escort
Z-Library single login
deneme bonusu veren siteler deneme bonusu veren siteler

Наталия Солженицына. «Он только одного боялся — не успеть задуманное». Беседу вела Юлия Шигарева

 Наталия Солженицына. «Он только одного боялся — не успеть задуманное»

Наталия Солженицына

«Он только одного боялся — не успеть задуманное»

Беседу вела Юлия Шигарева
(Аргументы и факты. 2011. 09 февраля. URL: http://www.aif.ru/culture/article/40771)

 


Фото из архива Солженицыных

Не зря, наверное, февраль называют «крутые дорожки». Судьба Александра Солженицына почему-то именно в феврале выписывала особенно крутые зигзаги.

И первый арест — ещё в 1945 г., и освобождение в 1953-м, и реабилитация в 1957-м — всё приходилось на февраль. И выслали его из СССР в 1974 г. опять-таки в начале февраля. Долгие 20 лет Солженицын прожил в изгнании, при жесточайшей самодисциплине. Он работал без отпусков и выходных. Как вспоминает супруга писателя Наталья Дмитриевна Солженицына, Александру Исаевичу как воздух были необходимы две вещи — свет и тишина. А на все остальные трудности он просто не обращал внимания.

 

Жизнь на двоих

«АиФ»: — Наталья Дмитриевна, считается, что талант в обыденной жизни непереносим. А вам как жилось с глыбищей по имени Александр Солженицын?

Н.С.: — Мне кажется, нам друг с другом повезло. Мы не просто жили рядом — мы вместе проживали одну жизнь на двоих. 40 лет под одной крышей. Полно, горячо и — органично. Хотя наша жизнь была трудная, далёкая от идиллии, в ней бывали и очень тяжёлые моменты, но не в отношениях друг с другом. С Александром Исаевичем нетрудно было жить, если, конечно, принимать эту его одержимость работой. Да мне и в голову не приходило предложить ему вместо работы в гости или в кино сходить. И в быту он был человек лёгкий, абсолютно непритязательный — в еде, одежде. Лишь две вещи были ему страшно важны. Первое — тишина. Мальчики знали, что до часу дня они не могли, к примеру, играть в баскетбол, потому что мяч стучит, мешает. Александр Исаевич писал всегда по утрам, а после обеда читал и готовился к следующему дню. И второе — свет. Чтобы в кабинете, где он работает, обязательно было светло.

 А вот для меня (смеётся) большой проблемой была его морозоустойчивость. Я холод не люблю, а Солженицын — наоборот. Его в молодости звали моржом, потому что никогда не носил пальто и шапку. И спал всегда с настежь открытым окном. Но такого рода проблемы лишь давали повод к взаимным ласковым насмешкам. 

«АиФ»: — Александр Исаевич был строгим отцом? Ведь вырастить троих мальчишек — непростая задача.

Н.С.: — Слава Богу, сыновьями и он, и я были довольны. Именно дети стали оправданием, благословением нашего брака (ведь и у Александра Исаевича, и у меня этот брак второй). А отец — да, он был строгий.


Солженицын с женой

«АиФ»: — Порол?

Н.С.: — Один раз стукнул. Достал из брюк ремень и сыпанул Ермолаю, старшему, — ему тогда было четыре с половиной года. Во время тихого часа старшие мальчишки раздёргали подгузник младшего, и весь пол оказался усыпан белыми лохмотьями. А мы только убрались в доме. Понимаете, у нас всегда было огромное количество работы, и моменты, когда приходилось отвлекаться от главного на какие-то мелочи,  вызывали у Александра Исаевича гнев. Вот он и достал ремень... А я ему сказала: «Ещё раз ударишь — разведусь». Больше этого никогда не было.

В чём проявлялась его строгость? Александр Исаевич очень боялся, как бы дети не выросли праздными, избалованными. Когда мы жили в Швейцарии, у нас работала русская няня — она приходила на несколько часов в день погулять с мальчиками. Екатерина Павловна была из русской эмиграции первой волны, одинокая старушка. Мальчишек она полюбила самозабвенно и каждый раз приносила им какую-нибудь игрушку, стараясь незаметно проскользнуть с нею в дом. Потому что Солженицын, боясь, что эти постоянные подарки разбалуют детей, ругался: «Да у них уже целое море игрушек! Они хрустят ими!» Но довольно скоро успокоился, потому что увидел: дети растут работящими. Они рано пристрастились к чтению и очень рано начали нам помогать.
А вот о том, что их отец знаменит, они узнали довольно поздно. Мы их от этого берегли и сами ничего не говорили. Но как-то младший сын, придя из школы, спросил бабушку: «Говорят, папа наш знаменит?» 

«АиФ»: — Известность отца на детях как-то отразилась?

Н.С.: — Косвенно и не всегда положительно. Когда террористы взорвали в Бейруте американскую казарму и там погибли американские солдаты, то Стёпу, младшего, в школьном автобусе избили. «Ты коммунист, — кричали ему. — Вот ваши коммунисты наших солдат и взорвали!» Я тогда позвала в гости старшего брата одного из мальчиков, который участвовал в избиении, и объяснила, что мы никак не коммунисты, напротив: коммунисты нас и выгнали из страны. Больше Стёпу не били.

 

Боялся не успеть

«АиФ»: — И Галина Вишневская, и Щедрин с Плисецкой признавались в интервью «АиФ»: в их жизни и днём, и ночью присутствовали агенты КГБ, которые отслеживали каждый их шаг.

Н.С.: — В нашей жизни этого тоже было с избытком. А в последние год-полтора перед высылкой они ещё и очень явно демонстрировали своё присутствие. Часто сидели на подоконнике на лестничной клетке этажом выше нашей квартиры. «Топтуны» почти всегда дежурили в подъезде. Иногда вели себя вежливо, иногда — нагло. Это было психологическое давление на нас. А я… Знаете, у меня тогда было такое лихое чувство, что единственная защита — это атака. Конечно, я КГБ не атаковала, но совершенно не боялась. И дети наши стали таким своеобразным ответом: на нас давят, а мы рожаем ещё одного мальчика и ещё одного. Хотя нет — страх был: и за детей, и за друзей, за тех, кто помогал Александру Исаевичу. А таких было очень много, он посвятил им целую часть в книге «Бодался телёнок с дубом» — «Невидимки».

У Солженицына же был  единственный — самый сильный — страх: что он не успеет сделать всё задуманное. Над ним всегда довлела ранняя смерть отца — он погиб в 26 лет от случайного выстрела на охоте — в 1918-м, ещё до рождения сына (мать Александра Исаевича тогда была беременна им). И Александр Исаевич из-за этого всю жизнь ненавидел охоту.

«АиФ»: — В юности Александр Исаевич хотел стать актёром. Было такое?

Н.С.: — Было, он даже в 1935 г. сдал экзамены в Театральную студию при местном драматическом театре, которую в Ростове открыл сосланный туда великий режиссёр Завадский. Александр Исаевич поступал одновременно на физмат Ростовского университета (туда он подал диплом об окончании десятилетки) и к Завадскому — по диплому об окончании 7-го класса (такое в те годы допускалось). Все туры он прекрасно прошёл, но Завадский заподозрил какие-то нелады с голосом. Подозвал Солженицына к окну и сказал: «Видишь, по той стороне улицы идёт парень? Представь, что это твой друг. Крикни изо всех сил, чтобы он тебя услышал». Солженицын крикнул — и дал петуха. Тогда велели справку от врача принести. Тут-то и выяснилось, что у Александра Исаевича постоянный катар верхних дыхательных путей, о котором он не знал и который грозил временами полной потерей голоса. Так что стать актёром ему не пришлось.

«АиФ»: — Удивительно — как человек совместил в себе одновременно и физика, и лирика…

Н.С.: — При этом математика его спасла в жизни, и не раз. А в ссылке — бывшего заключённого, будь он историк или литератор, никогда не допустили бы до школы. А математика и физика — не идеологические предметы, к тому же в том казахском селении учителей не хватало. Александру Исаевичу дали сразу два 10-х класса — и он преподавал упоённо. Он вообще был замечательный педагог, преподавал в течение жизни в четырёх школах, а последние, с кем он занимался, были наши сыновья  — в домашней школе он самым серьёзным образом прошёл с ними алгебру, геометрию, тригонометрию и физику.

«АиФ»: — Когда начали рассекречивать архивы, вы смогли взглянуть на заведённое на Солженицына дело?

Н.С.: — Да. Но показали нам только дело капитана Солженицына, который был арестован 9 февраля 1945 года — за переписку со школьным другом, в которой критиковал вождя. А дело писателя Солженицына — 106 томов документов — уничтожены. Как? Почему? За отсутствием исторического интереса, говорят. Хочешь верь, хочешь не верь этому объяснению.