casino siteleri
quixproc.com deneme bonusu veren siteler
porno
betticket
deneme bonusu veren siteler
deneme bonusu veren siteler
royalbeto.com betwildw.com aalobet.com trendbet giriş megaparibet.com
en iyi casino siteleri
deneme bonusu veren siteler
deneme bonusu veren siteler casino siteleri
casibom
deneme bonusu veren siteler
deneme bonusu veren siteler
beylikduzu escort
Z-Library single login
deneme bonusu veren siteler deneme bonusu veren siteler

Игнат Солженицын. Все началось с кабинетного рояля в штате Вермонт

 Игнат Солженицын. Все началось с кабинетного рояля в штате Вермонт

Игнат Солженицын

Все началось с кабинетного рояля в штате Вермонт

Эксклюзивное интервью газете «Русская Америка»
Беседу вел Владимир Шилов
(Русская Америка. 2011. № 441.;
http://www.rusamny.com/441/t01%28441%29.htm)

 

Нью-Йорк не только на словах город «великих возможностей». А для любителя музыки так и просто Мекка. И уж точно, это, наверное, самое подходящее на земле место, для того, чтобы взять интервью у музыканта, который концертирует по всему миру. Рано или поздно, он обязательно окажется в Нью-Йорке.


Я разговаривал, конечно, мысленно, с Александром Солженицыным, когда в каком-нибудь 9-м классе читал его «Ивана Денисовича» в затрёпанном номере «Роман-газеты». Но никогда в то время даже в голову не могло мне прийти, что когда-нибудь буду брать интервью у великолепного музыканта, который по совместительству является еще и сыном одного из величайших литераторов и мыслителей мира, Игната Солженицына.

Я слушал записи Игната Солженицына. Все они отличаются удивительно мягкой манерой исполнения. А потому, оказавшись в Нью-Йорке, при первой же возможности пошел на его концерт. Считаю, что мне несказанно повезло. Это был удивительный зал. Старая, отслужившая свое, баржа XIX-го века, переоборудованная под концертный холл. Настоящий музей на воде, покачивающийся на волнах Ист-Ривер у моста Верразано. Внутри была простая и трогательная атмосфера романов Марка Твена — обшитые деревом стены и печь у левой стены выложенная из старого, отшлифованного временем кирпича. Более того, там были длинные, темные от времени и блестевшие от тысяч и тысяч сидевших когда-то на них людей, скамьи вдоль стен, тянувшиеся до самой сцены. И первым чувством было, будто ты зашел на какой-то провинциальный праздник, где люди близки друг другу, располагаются почти по домашнему на простых креслах, и радуются встрече со своими старыми друзьями, ставшими мировыми исполнителями.

Музыканты уже собирались у сцены, обменивались приветствиями со знакомыми, опробовали инструменты. И была еще одна особенность у этого зала: у сцены не было задней стены. Вместо нее было огромное окно с изумительным видом на небоскребы Манхэттена. Я не люблю словесных клише, но единственное, что могло прийти мне в голову — голливудский штамп: «Это Нью-Йорк!»

При первых же звуках музыки просто физически ощущаешь, что камерная музыка и писалась для таких салонов. Зал вместе со зрителями и старой печью будто бы растворился в музыке и сам стал частью мелодии. Игнат Солженицын в характерной для него позе с высоко поднятой головой сидел за роялем. А зачесанные назад волосы придавали еще более одухотворенный вид его лицу…

Излишне повторять, что Игнат Солженицын родился в семье человека-эпохи — Александра Исаевича Солженицына. И в чем не было в этой семье недостатка — так это во внутреннем содержании и духовности. Поэтому сколько угодно можно гадать, почему Игнат Солженицын не стал литератором, но случилось то, что случилось — духовность и музыка понятия неразделимые.

Короткая справка из «Всемирной паутины»: «Признанный всеми как один из наиболее талантливых художников, который одинаково хорош и как дирижер и как пианист, Игнат Солженицын заслужил признание критиков по всему миру. Игнат Солженицын — главный приглашенный дирижер Московского симфонического оркестра, главный дирижер и музыкальный директор Филадельфийского камерного оркестра, с которым он работает уже 6 лет. Очень востребован как приглашенный дирижер симфонических оркестров Балтимора, Буффало, Далласа, Индианаполиса, Нэшвилла, Нью-Джерси, Северной Каролины, Сиэтла, Толедо Торонто, Филармонического оркестра Северной Германии, а также многих оркестров России, включая Оркестр Мариинского театра, Санкт Петербургской филармонии, Московского Филармонического оркестра и других. Он выступал с такими всемирно-известными солистами, как Ричард Гуд, Гарри Граффман, Стивен Иссерлис, Лейла Йозефович, Сильвия Мак Нэйр, Гарик Олсон, Мстислав Ростропович и Мицуко Учида. В последних сезонах его концертное расписание включало выступления с большим количеством ведущих симфонических оркестров, таких, как Бостонский, Чикагский, Филадельфийский, Сент Луиса, Лос Анжелеса, Сиэтла, Балтимора, Вашингтона, Монреаля, Торонто, Лондона, Парижа, Израиля и Сиднея. Игнат Солженицын сотрудничал также с такими прославленными дирижерами, как Герберт Бломштедт, Джеймс Конлон, Джеймс Де Прист, Шарль Дютуа, Лоуренс Фостер, Валерий Гергиев, Кшиштоф Пендерецкий, Андрэ Превин, Мстислав Ростропович, Герард Шварц, Максим Шостакович, Юрий Темирканов и другими. В дополнение к перечисленному, Игнат Солженицын дал множество сольных концертов по всей Северной Америке, Европе и на Дальнем Востоке в таких ведущих музыкальных центрах, как Лондон, Милан, Цюрих, Москва, Токио и Сидней. Страстный поклонник камерной музыки, он выступал с квартетами Эмерсона, Бородина, Брентано, Санкт Петербургским струнным оркестром, выступал в четыре руки с Мицуко Учида. Кроме того, часто участвовал в различных международных фестивалях, включая Зальцбургский, Людвигсбургский, Карамурский, Нижегородский, Московский и других. Игнат Солженицын обладатель престижнейшей музыкальной премии Эвери Фишер, профессор Кёртисского института музыки. Его выступления транслируются по радио и телевидению по все Америке.

И при всех своих регалиях и происхождении, на мою просьбу об интервью известнейший музыкант, воодушевленный успехом у слушателей, легко ответил согласием. С первых же слов Игнат Солженицын оказался таким же, как его музыка — мягким, улыбчивым, простым и очень теплым. Его приветливость сразу расположила к непринужденному доверительному и какому-то легкому по стилю общения разговору. Он отвечал просто, мягкая улыбка не покидала открытое лицо, поэтому и вопросы рождались сами собой, и легко было задавать самые, казалось бы «неуместные» для классического музыканта его уровня, вопросы.

 

В. Шилов: Вы выросли в семье, известной всему миру своей подвижнической политической и гуманитарной деятельностью, это была семья мыслителя-титана, который в свое время перевернул мир, семья одного из самых глубоких литераторов мира. В крайнем случае, это была семья математиков — но никак не музыкантов. Как получилось, что вашей жизнью стала музыка?

И. Солженицын: Когда мы переехали из Швейцарии в штат Вермонт, там стояла старая мебель, в том числе кабинетный рояль. Меня к нему тянуло — как и вообще к музыке, которая все время играла в доме на пластинках или радио. С этого все и началось.

В. Шилов: Есть такой анекдот: девочку спрашивают, тяжело ли расти дочерью полковника? «ТАК ТОЧНО!!!», — чеканит девочка. Ваш отец по своей общественно-политической значимости был генералиссимус. Легко ли было расти сыном великого Александра Солженицына?

И. Солженицын: В личном общении с ним — легко. А в соприкасании с обществом, где все ждут чего-то необычайного от сына Солженицына — нелегко.

В. Шилов: В википедии говорится, что в 9 лет вы услышали 5-ю симфонию Дмитрия Шостаковича на концерте, и она так повлияла на вас, что вы решили заняться музыкой серьезно. Но ведь вы жили в штате Вермонт, по общепринятым сведениям, вполне замкнуто. Столица штата Бёрлингтон совсем не большой город, около 200 тыс. человек со всеми пригородами, и музыкальным центром никогда не считался. Не могли бы вы рассказать нашим читателям, где вы слушали «живую» музыку.

И. Солженицын: Это был оркестр моего летнего музыкального лагеря, который на заключительном концерте исполнил Пятую симфонию. Мне было 11 лет, и впечатление произвело неизгладимое. Но настоящая живая музыка, в исполнении великих артистов как Сёркин, Ростропович, Перайя, Гуд, Хоршовский, Аккардо, часто звучала неподалеку от нас — в Брэтлборо, Мальборо, или Дартмуте.

В. Шилов: Чтобы «закончить тему детства»: 5-я симфония Дмитрия Шостаковича наиболее «классическая» из всех его произведений по своему построению. Считается, что Дмитрий Дмитриевич «учел» критику партии и правительства, и написал, что называется, «нормальную» музыку вместо «всем привычного» «сумбура», вложив, правда, в нее все свое видение истории России 20-го столетия и симфония получилась абсолютно гениальной. Не можете ли вы вспомнить сейчас, что чувствовал 11-летний ребенок, слушая глобальное музыкальное произведение?

И. Солженицын: Я именно почувствовал эту музыку нутром, она затронула глубины, о которых я сам не знал. Мне казалось, что я сражен навеки, и так впоследствии и оказалось.

В. Шилов: Вы учились музыке у таких пианистов, как Рудольф Сёркин, Мария Курчо. Первый из них играл в оркестре самого Артуро Тосканини, который для меня, наверное, лучший дирижер современности. Мария Курчо выступала с легендой вокальной музыки Элизабет Шварцкопф. Наверняка, это личности, о которых есть, что рассказать. Может быть, они рассказывали вам какие-то «приватные» вещи о «великих», с которыми они выступали, встречались? Что то такое, о чем бы вам хотелось рассказать?

И. Солженицын: Рассказывается, что в молодости Сибелиус познакомился со стариком, который, будучи юнцом, служил посыльным между Бетховеном и его издателем. Искушенный возможностью узнать что-то насущно важное, высокое от очевидца, знакомого с великим гением, Сибелиус пытал старика, «Что же? Как же? Каким же он был?» Старик отмахивался, мол, давно всё это было. Но вдруг его озарило: «Помню!!… У него были очень волосатые руки!» Действительно, сущность великих людей нелегко объяснить потом другим. И всё же мне дорого то, что Мария рассказывала мне о Шнабеле, Ростропович о Прокофьеве, Сёркин о Шёнберге. Когда-то, может быть, об этом расскажу.

В. Шилов: Теперь просто напрашивается вопрос о современных пианистах, может быть, и не только. Кто повлиял на вас, как на музыканта? Кого из своих коллег вы слушаете? Может быть, есть музыканты, к которым у Вас особое отношение и о которых вы хотели бы что-то сказать?

И. Солженицын: На меня повлияли Аррау, Рихтер, Сёркин и, конечно же, Шнабель — учитель моего учителя. Из сегодняшних коллег не хочется выделять одного-двух, сегодня активны много прекрасных пианистов.

В. Шилов: И еще о Шостаковиче. Я слушал ваше исполнение его 1-й фортепианной сонаты. Этот зал совершенно уникальный, слушатель воспринимает музыку как-бы «изнутри». При этом один ваш инструмент издавал звучание целого оркестра и музыка, я живой тому свидетель, потрясала аудиторию. А что для вас эта соната? О чем лично вам говорит эта музыка?

И. Солженицын: Первая соната — дерзкое, неистовое, почти сумасбродное творение, которое только и могло быть рождено девятнадцатилетним юношей на хребте мировой славы.

В. Шилов: И сразу же за этим вопрос о залах. Каждый музыкант, наверное, хотел бы выступать в огромных залах на тысячи мест. И бывают огромные залы с изумительной акустикой. Но в небольших залах контакт со слушателями, по-моему, более «интимный», музыка воспринимается более лично». И вот каково ваше отношение к большим и маленьким залам? И к концертам в столицах, где публика, может быть, и более знающая, но и более «избалованная», и концертам для провинциальной публики?

И. Солженицын: Вы правы, разнообразие залов и публики поражает. Главное в зале это, конечно же, акустика. Бывают огромные залы с волшебной акустикой и, наоборот, интимные залы, где всё мертво. Нечто похожее и с публикой — в иных столицах слушают невнимательно, хлопают между частями, принимают звонки на мобильниках, а кой-где в провинции приходят на концерт, как на священнодействие.

В. Шилов: Вы уже много лет занимаетесь дирижерской деятельностью. Мне кажется, это счастье, дирижировать оркестром. Вы создаете свое видение каких-то величайших музыкальных творений — это как прямой разговор с великими, которые создавали эту музыку, может быть с самим Господом. Что вы чувствуете, когда вживаетесь в музыку композиторов, которых вы исполняете?

И. Солженицын: На тех репетициях и концертах, где такое вживание хотя бы частично удается, я испытываю именно огромное счастье, окрылённость, даже экзальтацию. Однако же, дирижёр обязан всегда оставаться и прочно заземлённым, не забывать, что он ведёт за собой дюжины изощрённых артистов.

В. Шилов: Теперь, для разрядки, вопрос абсолютно «несерьезный». Я, как человек, выросший, в том числе, и на современной музыке, заранее прошу извинить, выдам вас с головой. В одном из ваших интервью вы проговорились, что в отрочестве могли себе позволить шокировать своих добрых родителей пластинкой Black Sabbath, и вообще «баловались» слушанием рок-музыки. На самом-то деле, по-моему, в современном мире то, что называется «классический рок» играет большую, в том числе, серьезную роль в воспитании музыкальных вкусов. Каково сейчас ваше отношение, отношение одного из самых известных мировых исполнителей классической музыки, к музыке в стиле «рок»? Ведь вас слушает очень много молодежи во всем мире, так что, на самом деле, вопрос мне кажется не столь уж несерьезным. Думаю, мно-огим из них будет очень интересно ваше мнение.

И. Солженицын: Я думаю, что немало есть достойной рок-музыки. Как профессионалу, мне кажется, что главное, чего ей не хватает, это технической базы. Бывают красивые мелодии, сильные слова, но выражаются они почти всегда в том же самом метре 4/4, в той же самой гармонической последовательности I–VI–V–I и т.д. Не достаёт разнообразия.

В. Шилов: Думаю, после этого уместно будет узнать ваше мнение о так называемой «популяризации» классической музыки. Я слышал замечательные передачи с участием вашего коллеги, с которым вы сотрудничаете, Николая Петрова, дай Бог ему здоровья, он сейчас находится в больнице, к сожалению; Михаила Казиника и других. Вы человек очень обаятельный в личном общении, на сцене вы умеете заставить публику смеяться, когда рассказываете какие-то забавные вещи о музыке, музыкантах. Занимаетесь вы такой деятельностью? То есть не только со своими студентами, а с широкой аудиторией слушателей, в особенности, с молодежью?

И. Солженицын: Да! Шостакович говорит в «Свидетельстве», что музыке всё-таки нужны слова, не всегда она может всё выразить без помощи языка. Сам я со временем всё больше соглашаюсь с этой точкой зрения, особенно когда речь заходит о том, как достичь более широкой, неискушенной публики. Мне нравится общаться с аудиторией, рассказывать о музыке, которую люблю, отвечать на вопросы.

В. Шилов: Традиционный вопрос, без которого не обойтись. Все ваши поклонники и слушатели так или иначе знают о семье Александра Исаевича Солженицына. Вы свою личную жизнь не афишируете. Но, извините, я точно знаю, все хотят знать о вашей семье, о том, где вы живете, о ваших братьях. Пожалуйста, хоть немного?

И. Солженицын: Женат на враче-психиатре, живём в Нью-Йорке, трое детей (возрастом от десяти до трех). Оба брата женаты, работают в Москве, партнёры в международной консалтинговой фирме McKinsey.

В. Шилов: Сейчас вы едете выступать в Россию, посетите, в том числе мой родной город Челябинск, там вы будете исполнять фортепианные сонаты Бетховена. Должен сказать, у нас очень благодарная публика. Классическую музыку любят и ценят, классических исполнителей принимают исключительно тепло. Рекламы только, к сожалению, для подлинных музыкантов не всегда хватает. Вы ведь выступали уже у нас несколько лет назад. Можете вы как-то представить эти сонаты слушателям? Может быть, рассказать о вашем видении этой музыки? Я, признаюсь, люблю что-то прочитать о произведении, прежде чем пойти на концерт и, уверен, я не один такой. И где Вы еще планируете выступать на этот раз?

И. Солженицын: Сейчас я вожу эту программу по России, в том числе буду её играть в Санкт-Петербургской Филармонии и в Московском Доме Музыки. Потом в Нью-Йорке, а потом записываю на диск. Последние сонаты Бетховена, как и весь его поздний период, — неистощимая сокровищница духовной пищи. Окончательно оглохнув, композитор начинает слышать что-то дотоле недоступное ни одному смертному. Адажио 29‑й сонаты — между прочим, самая длинная из всех медленных частей Бетховена — представляет собой одновременно как бездну отчаяния, так и великую надежду, как агонию одиночества, так и экстаз любви. Следующая за ней грандиозная фуга захлёстывает все мыслимые человеческие пределы, она напоминает борьбу богов и титанов, метание молний и скал.

В. Шилов: И еще один вопрос. Только сразу приношу извинения и прошу, не смейтесь мне в лицо, не вставайте и не уходите. Это только вопрос банальный. Зато ответ на него чрезвычайно интересен всем Вашим поклонникам, всем любителям и ценителям подлинной музыки. ВСЕМ хочется знать: ваши планы? Что вы хотите репетировать? С какими оркестрами планируете выступать? Какие приглашения у вас есть?

И. Солженицын: Много творческих планов, замечательные приглашения, изумительная музыка. Но довольно для каждого дня своей заботы, — сейчас всем существом сконцентрирован на дивных плодах бетховенского страдания и самопознания.

 

Увы, все когда-то заканчивается. И концерты, и общение, и газетная площадь в первую очередь. И хочется только пожелать на прощание новых работ и новых слушателей Игнату Солженицыну. И, конечно же, нам, слушателям, новых встреч с этим замечательным пианистом и дирижером и наслаждения, которое дарит нам музыка.