casino siteleri
quixproc.com deneme bonusu veren siteler
porno
betticket
deneme bonusu veren siteler
deneme bonusu veren siteler
royalbeto.com betwildw.com aalobet.com trendbet giriş megaparibet.com
en iyi casino siteleri
deneme bonusu veren siteler
deneme bonusu veren siteler casino siteleri
casibom
deneme bonusu veren siteler
deneme bonusu veren siteler
beylikduzu escort
Z-Library single login
deneme bonusu veren siteler deneme bonusu veren siteler

Татьяна Автократова. «Смерть Вазир-Мухтара» Ю.Н. Тынянова в оценке Солженицына-критика

 Татьяна Автократова. «Смерть Вазир-Мухтара» Ю.Н. Тынянова в оценке Солженицына-критика

Татьяна Автократова
(Тюмень)

«Смерть Вазир-Мухтара» Ю.Н. Тынянова в оценке Солженицына-критика

 

В последнее время большое внимание исследователей литературы 20 века обращено к творчеству А.И. Солженицына. Оно изучается в различных аспектах. Активно открылся А.И. Солженицын в новом качестве в связи с публикацией в 90-е годы статей под общим названием «Из литературной коллекции». В этих материалах мы видим Солженицына как критика. Нужно отметить, что эта сторона деятельности А.И. Солженицына, судя по библиографии П. Спиваковского, изданной в 1999 г. и последующим библиографическим источникам, еще мало изучена. Особое внимание уделено его статье об И. Бродском, но предметом специального исследования эти публикации не стали.

В условиях, когда названный аспект творчества Солженицына мало изучен, знакомство с заметками «Из литературной коллекции» позволит увидеть, как в них проявляется Солженицын-критик, выявить особенности литературно-эстетической позиции писателя. Мы решили обратиться к статье Солженицына «Смерть Вазир-Мухтара» Юрия Тынянова».

Знаменательно обращение А.И. Солженицына именно к этому писателю, именно к этому произведению: «Это — нужный роман, он лежит на магистральной дороге русской литературы и как бы сам просился быть написанным» [1]. «Смерть Вазир-Мухтара», несомненно, получил признание, А. Солженицын считает, что заслуга Тынянова в том, что он взялся написать, «а то б никто не написал, это — обогащение русского романа», хотя «большой удачей не назовешь» [2]. Уже в том, как подана оценка этого признания, чувствуется противоречие. Солженицын приводит слова Л.Я. Гинзбург из ее дневника: «Удивительный образец какой-то мелкой гениальности. Роман скорее истерический, чем исторический. Неумение видеть и понимать людей» [3]. Есть также и момент политического осуждения у самого Солженицына: «Только что уж это за выбор? — по эпохе оторвавшись от советскости — утвердиться еще и еще одним из толмачей безнадежно мрачного освещения русского ХIХ века?» [4].

Для нас важно понять суть этих противоречий, понять, почему Солженицын называет роман «нужным». Как и Тынянов, это видно из названия «Смерть Вазир-Мухтара», Солженицын обращается прежде всего к личности А.С. Грибоедова. Его интересует в романе факт, исторический документ и характер его использования, средства раскрытия характера героя и жанровая специфика произведения.

Представление Солженицына об особенностях жанра исторического романа проявляется в его суждениях о «Смерти Вазир-Мухтара»: «Нет высоты общего понимания российской истории (где нашла бы место и оценка всей нашей закавказской завоевательной авантюры). И — нет проникновения как бы в “спинной мозг” жизни» [5]. А тем более для него важно проявление этих качеств в «Смерти Вазир-Мухтара» Ю. Тынянова, потому что его волнует вопрос о высоте Российской действительности. Для того чтобы проникнуть в «спинной мозг» жизни, Ю. Тынянову недостает оценки событий, он лишь «проходит» политическую «корку событий», роману не хватает эмоциональности автора, нужной для того, чтобы превратить хронологическую последовательность в роман, отражающий Россию вообще и Россию тех лет в частности. Не всегда в размышлениях об особенностях исторического романа ставится вопрос о выражении авторской позиции, для Солженицына это очень важно: авторская позиция должна быть выражена, более того, эмоционально выражена.

И опять о «высоте» России: «Декабристская» пристрастность взгляда, да, скажу, и — холодность к России, этому «мышьему государству», — подвинули Тынянова на ложный шаг: открыть книгу зло-памфлетным введением, совершенно ненатуральным… Вся противороссийская традиция, какая была когда в прошлые века, — вся здесь» [6].

Стоит обратить внимание и на постоянные оговорки А.И. Солженицына в скобках: точно ли так было исторически? а уже наверно так? и так далее. О чем это говорит? А.И. Сол­же­ницын не доверяет Ю.Н. Тынянову? Он постоянно проверяет, контролирует почти все исторические события, происходящие в романе. В работе Л.П. Александровой «Советский исторический роман и вопросы историзма» приведены слова И. Франко: «Исторические документы дают ему (художнику) единичные черты к характеристике времени, бледные контуры людей и событий» [7]. Вопрос о соотношении факта, исторического документа и вымысла всегда волнует художника, обращающегося к исторической теме. В книге «Как мы пишем» сам Ю.Н. Тынянов рассуждает о своем недоверии к документам. Вообще литературоведы по-разному смотрят на достоверность истории в интерпретации Ю.Н. Тынянова: Б. Шкловский, Л. Цырлин считают, что Ю.Н. Тынянов умеет читать документ, умеет использовать исторические факты для создания образа, но оба сходятся во мнении, что у него нет чувства расстояния. А. Немзер удивляется: «Миллионные тиражи превращают тыняновское повествование в своего рода “истину в последней инстанции”. С другой стороны, более или менее энергичные действия критиков, литературоведов, историков постоянно разрушают… образ» [8]. Г.А. Левинтон считает, что Ю.Н. Тынянов и не пытался скрыть вымысел: достаточно посмотреть на различные трактовки одинаковых ситуаций в разных его романах. Литературоведы, занимающиеся историческим романом, пользуются терминами вымысел, домысел, которые служат для создания исторической правды, в домысле «додумываются» и раскрываются потенциальные возможности факта. Сама эта формулировка «додумываются» говорит о замене, преувеличении исторического факта. Неслучаен вопрос А.И. Солженицына: «Тут есть соблазн: выдавать и дальнейшие угадки, гипотезы — в одном слитном ряду с добротным фактическим материалом?» [9]. А.И. Солженицына волнует не столько вопрос достоверности фактов, сколько вопрос: зачем эти факты использованы в романе: «Местами это воспринимаешь как авторскую брезгливость к материалу и к персонажам» [10].

Солженицын сторонник фактографической точности. К тому же выражает свое приятие и неприятие конкретного исторического факта, исходя из того, как сам оценивает исторические события. Так, он категорически против мнения Ю. Тынянова по поводу Петра и Николая: «Казни прощались Николаю, как и Петру» Да разве сравнимо? пять прямых мятежников — или вся изуродованная Петром народная жизнь? Безответственно бросил Тынянов да еще как бы приписал Грибоедову эту мысль» [11]. Это очень субъективное мнение. В таком подходе определяется подход А.И. Солженицына к истории — он часто бывает неудовлетворен не столько тем, как точно говорит Тынянов, сколько тем, что его оценка событий иная.

А.И. Солженицын, по его собственным словам, взялся читать книгу из-за возможности узнать что-то о А.С. Грибоедове — писалась как раз к столетию смерти А.С. Грибоедова. Но А.С. Грибоедов как писатель, по мнению А.И. Солженицына, в романе почти не выступает. А.И. Солженицын делает упор на слове писатель. Например, Л. Цырлин на эту тему писал: «Тынянова интересуют не качества персонажей — отрицательные и положительные, его интересует смысл этих качеств, их идейный знаменатель» [12]. Этот идейный знаменатель, по мнению Л. Цырлина, — измена. Герой у Ю. Тынянова обречен на измену. Все персонажи вовлечены в измену. Это поколение измены. Б. Шкловский считает Грибоедова человеком уничтоженного поколения, также поколения измены. А. Солженицына не трогают проблемы измены поколения, его взгляд сфокусирован на манере Ю. Тынянова описывать характер, в данном случае — характер Грибоедова не доработан, последовательно выписаны мужество и твердая воля Грибоедова, в образе соединены долг и патриотизм, но нет главного. Нет духовно высокого писателя — Грибоедова. А может быть для Тынянова главное — не Грибоедов, а образец декабристов? — спрашивает Солженицын. В связи с этим возникает другой вопрос: «Ось романа недостаточно сфокусирована на характере Грибоедова, стержень произведения многократно расплывается, расслаивается» [13]. Солженицына это не устраивает, для него важна каждая личность, каждая линия судьбы. Здесь два момента: первое, требовательность Солженицына с точки зрения художественного мастерства, и второе, для него важна личность того, о ком говорит автор произведения. Это усиливает остроту постановки вопроса: если писатель обращается еще и к личности, исторически значимой, намного труднее соблюсти достоверность, не потеряв личность, не разбив представления о человеке.

Большинство исследователей творчества Тынянова говорят о его умении через образ героя описать основные события, место и время этих событий, а Солженицына интересуют герои, как они написаны. Сам он, разбирая комедию «Горе от ума» еще в лагере, приходит к выводу, что «Грибоедов невольно выписал Молчалина как бы неуязвимым для критики Чацкого» [14]. Не под этим ли углом зрения Тынянов пишет о Грибоедове: «Дело ясное: он играл Молчалина», Солженицын высказывает предположение, что это Тынянов пишет «смутным намеком, о себе».

Солженицын рассуждает о раскрытии образа Грибоедова через его отношения с другими героями, опять же более с точки зрения своего субъективного восприятия, чем художественного мастерства автора романа. Здесь проявляются особенности писательской критики Солженицына: начиная говорить о конкретных исторических фактах и лицах, отходит от анализа романа, больше рассуждая о самих фактах, о своем отношении к ним.

Но это не значит, что он забывает, что анализирует художественное произведение, в том числе, его интересует композиция романа, он замечает много неудач: «Авторская манера: струнная напряженность над каждой страницей, как если б он боялся оказаться ниже заданной нормы. В этом — нервность <…> Он хочет достичь афористичности (и несколько неплохих афоризмов есть, а есть и вздорные перлы) — но разве хватит такого на роман?» [15] Действие течет вяло, роман разворачивается по рассудку. Солженицыну это мешает в раскрытии характера героя.

Сам Александр Исаевич, не претендуя на теорию категории жанра, тем не менее уделяет внимание жанровой принадлежности глав, эпизодов, говорит об использовании формы дневника — высказывает мнение, что это «свежо», о приеме лекции: «История кавказской критики как лекция — не смею критиковать, поскольку сам обзорными главами пользуюсь куда шире (подчеркнуто — Т.А.)» [16].

Большое значение Солженицын придает языку: «Во фразах разнообразит синтаксис, порядок слов. Но не совсем удачно частит с местоимением «он» вместо «Грибоедов» — хочет достичь напряженной значимости, а возникает просто грамматическая несообразность, путаница смысла, неряшливость, сбивающая чтение». Солженицын обращает внимание на некоторые выражения. В его замечаниях проявляется личностное отношение: «Молодецки отслуженный молебен» — Хлестко, но не справедливо»; проявляется чутье художника: «“Грибоедов повис у Нины на губах” — Плохо», «“Только звуки и были прохладны” — Хорошо»; он выделяет афористичные фразы: «“Ощущение беззащитных городов сильнее всякой другой тоски на земле” — Ощущение горожанина» [17].

А. Солженицын очень хвалит ряд находок: висящие полуничьи мысли в косвенной форме, выраженные не как мысль отчетливого персонажа, вероятно, для А.И. Солженицына-писателя кажется интересным такой подход.

Статья о романе Тынянова очень подробная. Автор помнит, что Тынянов теоретик, может быть, Солженицын хотел, разбирая роман, почерпнуть что-то новое для себя. Особое внимание он уделил не только историческому документу, факту, средствам раскрытия характера героя и жанровой специфике романа, но обращался к композиции, и языку, и авторской манере Тынянова.

Солженицын в этих рассуждениях раскрылся и как писатель, и как критик. Для него важна в историческом романе фактографическая точность, но, анализируя роман, Солженицын очень субъективно относится и к истории, и к герою. Часто его не устраивает мнение автора по какому-либо вопросу, даже исторически верно раскрытому, потому что точка зрения автора не совпадает с его, Солженицына, взглядом на это событие. Также субъективно воспринимает Солженицын и героя.

Таким образом, эта статья А.И. Солженицына подтверждает известную истину о том, что в работе писателя-критика в большей степени раскрывается его творческая индивидуальность, и анализ этой статьи позволил нам в определенной степени узнать что-то новое об особенностях литературно-эстетической позиции Солженицына.

 

[1] Солженицын А.И. «Смерть Вазир-Мухтара» Юрия Тынянова: из литературной коллекции // Новый мир. 1997. № 4. С. 199.

[2] Там же. С. 199.

[3] Там же.

[4] Там же.

[5] Там же. С. 195.

[6] Там же. С. 194.

[7] Александрова Л.П. Советский исторический роман и вопросы историзма. Киев: Изд-во Киевского ун-та, 1971. С. 103.

[8] Немзер А. Литература против истории: заметки о «Смерти Вазир-Мухтара» // Дружба народов. 1991. № 6. С. 241.

[9] Солженицын А.И. «Смерть Вазир-Мухтара» Юрия Тынянова. С. 195.

[10] Там же.

[11] Там же. С. 194.

[12] Цырлин Л. Тынянов-беллетрист. Л., 1935.

[13] Солженицын А.И. «Смерть Вазир-Мухтара» Юрия Тынянова. С. 191.

[14] Там же. С. 192.

[15] Там же. С. 195.

[16] Там же. С. 196.

[17] Там же. С. 195.